Источник: iz.ru
Россия смогла пройти беспрецедентно тяжелый отрезок в условиях санкционной войны и даже упрочила свои позиции на иностранных рынках, заявил в интервью «Известиям» замглавы МИД РФ Александр Панкин. Внешнеэкономические связи развиваются: сейчас готовится целый ряд соглашений о создании зон свободной торговли, в том числе с ОАЭ, Египтом, Индией. Подписания документа с Индонезией можно ожидать уже до конца 2024 года. При этом сохранились торговые контакты и с западным миром. В частности, при нормализации отношений с Европой ее не будут отсекать от большого евразийского партнерства. России также удалось увести G20 от политизации повестки, страна не собирается выходить из МВФ, а присутствие РФ во Всемирном банке имеет значение для партнеров с Юга. О новых достижениях и главных задачах департамента экономической службы МИД РФ — в эксклюзивном интервью дипломата «Известиям».
«Самое важное — это поддержка российских экономических операторов»
— 7 сентября 1944 года в Народном комиссариате иностранных дел СССР было решено создать экономический отдел, чьим преемником со временем стал департамент экономического сотрудничества МИД РФ. Каковы основные достижения ДЭС и какие из них дались, возможно, особенно тяжело?
— Департамент прошел длинный путь во всех своих ипостасях — отдела/управления. Менялись вывески, но фактически это всегда была экономическая служба МИДа. Конечно, ее роль и функционал в последние 10 лет, и особенно с 2022 года, возрастали и расширялись. В нашей внешней политике экономическое направление всегда имело существенное значение, но сейчас оно выдвигается на первый план.
ДЭС — хоть и достаточно компактная служба по бюрократическим меркам, но он широко задействован как во внутренней экономической жизни страны (поскольку в ней всегда есть международная проекция), так и на международных площадках. И, конечно, в условиях санкционной войны против России, когда в отношении нас ввели более 20 тыс. разных мер — и против ключевых экономических операторов, и целых отраслей, конкретных товарных групп, морских судов, институтов, физических лиц, ну разве что против домашних животных еще не вводили — департаменту пришлось менять методы работы и глубже вовлекаться в самые разные процессы, связанные с развитием внешнеэкономической и внешнеторговой деятельности нашей страны. Департамент — это часть большого механизма и часть команды внутри МИД. За экономические дела отвечает не только он, но и все наши территориальные департаменты, которые ведут отношения с соответствующими странами, и целый ряд других функциональных департаментов, правовые и прочие службы.
В этой команде удалось достичь того, что сегодня воплощается в статистике, которую мы все видим. Россия смогла пройти этот беспрецедентно тяжелый отрезок и идет дальше с позитивной динамикой на внешнем контуре. У нас не падают, а увеличиваются показатели динамики внешней торговли — статистически это подтверждено. Кое-какие вещи мы уже не публикуем, потому что недруги нас каждый раз пытаются подловить, обратить те или иные достижения против нас. Но мы смогли обеспечить тот самый разворот с Запада на Юг, на Восток, в страны мирового большинства. Мы сохранили и даже упрочили свои позиции на целом ряде мировых рынков. Всё это дается и будет даваться с большим трудом, но показатели нашего экспорта, агропромышленной продукции, энергетического и промышленного секторов, включая химию, металлургию, машиностроение, отражают усилия, в которые вносит вклад департамент.
Департамент и его сотрудники вовлечены в разные процессы, порой, на первый взгляд, не имеющие внешнеполитического измерения. Наша страна вовлечена и в экспорт, и в импорт, и в инвестиционную деятельность, и в платежно-расчетные отношения. Конечно, всё изменилось с запретами на заходы судов, на транспортировку, на проведение платежей в традиционных валютах. Поэтому взят курс на дедолларизацию, удалось довести долю расчетов в национальных валютах где-то до 70%, а где-то до 90–95% с нашими ключевыми партнерами, обеспечить переход на иные платформы расчетов, которые не зависят от воли западных государств. Удалось расширить присутствие в новых странах, договориться о создании своего рода узлов, хабов, которые обеспечивали бы транспортировку, страхование, оплату товаров. В общем, результаты — на полках магазинов, на улицах наших городов, в благополучии нашего народа, хотя, повторяю, это дается очень серьезными усилиями.
Есть целый ряд международных площадок — это в том числе «Группа двадцати», Форум Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества, где мы проводим свою линию, выставляем напоказ двойные стандарты Запада, пытаемся вернуть сотрудничество в этих организациях, форумах и площадках в разумное, прагматичное взаимовыгодное русло. У нас есть единомышленники из стран Юга, которые представлены на этих площадках. Естественно, на экономическом направлении ведется работа в ООН и на целом ряде других площадок, где мы защищаем российские интересы. Конечно, самое важное — это поддержка российских экономических операторов. Все посольства РФ имеют задачу номер один — обеспечивать сопровождение, поддержку и защиту интересов российских операторов, выходящих на эти рынки с экспортными, импортными, инвестиционными и иными целями.
— Какие вы бы выделили приоритетные задачи сейчас — в конкретных областях и конкретных направлениях?
— Мы должны создать устойчивую, при необходимости — перенастраиваемую сеть партнерств. Сеть, которая обеспечивала бы нам без оглядки на западный мир, на привычные доллары и банковские системы возможность продвигаться в наращивании нашего присутствия на иностранных рынках, на нашем рынке, обеспечивать транспортную взаимосвязанность — для этого нужно использовать международные транспортные коридоры с Севера на Юг, с Востока на Запад, Северный морской путь, наши возможности на Дальнем Востоке, на Балтике и так далее.
Я упомянул платежно-расчетные системы — часто, как говорится, затык именно в них. Поэтому по целому ряду направлений мы ведем работу с тем, чтобы наши контрагенты постепенно привыкали, что возможны расчеты в национальных валютах, а не в так называемых двух-трех мировых. Что возможно использование иных систем обмена информацией для проведения платежей, иных платформ, валют, цифровых в том числе. Всё это важно для укрепления образа России как надежного партнера даже в нынешних условиях. У наших западных прежних партнеров Россия считалась надежным поставщиком, который выполняет свои обязательства. Теперь этот образ должен укорениться у тех, с кем у нас было меньше отношений в тот период, но с кем мы сейчас их последовательно развиваем. Я имею в виду страны Азии и Латинской Америки, Африки. Мы ищем партнеров. Партнеры сами выходят на нас. То есть того самого нарратива, что Россия окажется в глубокой изоляции, отсеченной, отгороженной от мира, схлопнется, который раньше слышали в чужих СМИ, сейчас нет.
«В разработке целый ряд соглашений»
— В 2023 году ключевыми партнерами России стали Китай, Индия и Турция. По каким еще перспективным направлениям или с какими не самыми очевидными странами развивается внешнеэкономическое сотрудничество?
— Да, традиционные партнеры — это Китай, Индия, Турция. Но это не единственные партнеры. Они не монополисты нашего внешнеэкономического взаимодействия с миром. У нас идут интеграционные процессы в рамках Евразийского экономического союза — это мощная группа стран не только по торговле, но и по промышленной кооперации, по научно-техническому сотрудничеству и другим направлениям.
У нас есть страны СНГ, которые нам близки во всех отношениях, и пространство СНГ — это тоже проект, взаимовыгодного развития наших стран. Конечно, мы пошли дальше, на Ближний Восток, укрепляем там свои позиции. ОАЭ — может быть, сегодня флагман этих усилий. Конечно, страны АСЕАН, страны АТЭС. У нас развиваются очень серьезные связи по линии внешнеэкономического сотрудничества, которые воплощаются в том числе в соглашении о создании зон свободной торговли с целым рядом государств на отдаленном контуре. Есть и ряд средних и малых стран, которые проявляют интерес и которых мы считаем важными партнерами для развития глобального охвата российской торговли. Для того чтобы добиться успеха, не надо кричать о том, чего вы собираетесь добиться. Сейчас режим «деловой тишины» играет серьезную роль в том, чтобы налаживать такого рода нестандартные схемы взаимоотношений, обещающие взаимную выгоду, особенно когда Запад создает токсичный образ России, демонизирует нас, давит на наших партнеров, пытаясь отсечь их от нас.
— Планируется ли в ближайшее время заключение нового торгового соглашения — например, о зоне свободной торговли?
— Да, в разработке целый ряд таких соглашений. Двусторонние соглашения по ЗСТ Россия не может заключать, потому что у нас есть обязательство на всю «пятерку» ЕАЭС (страны — члены ЕАЭС: Белоруссия, Казахстан, Россия, Таджикистан, Кыргызстан. — «Известия»). У нас есть зона свободной торговли с Сербией, Вьетнамом, с Ираном — полноценные бессрочные соглашения. В разработке соглашения с ОАЭ, Египтом, Индией, Индонезией и целым рядом других стран. География достаточно широкая.
Но ЗСТ — это не панацея, это инструмент, облегчающий развитие отношений. Если нет интереса к развитию отношений, к наращиванию торговли товарами, то зона свободной торговли может оказаться ненужной. Здесь превалирует экономическая целесообразность, это не политические проекты. Мы рассчитываем, что при наличии такой сети ЗСТ товаропотоки и сопутствующие внешние действия значительно усилятся к выгоде всех сторон.
— Российский лидер Владимир Путин во время переговоров в Кремле с избранным президентом, министром обороны Индонезии Прабово Субианто заявил, что договор о зоне свободной торговли между ЕАЭС и Индонезией почти готов к подписанию. Можем ли мы ожидать его в 2024 году?
— Можем ожидать. Примерные ориентиры для завершения процесса есть, но это очень скрупулезная работа, ведь она идет по конкретным десяткам, сотням позиций, товарных групп, по ставкам, взвешиваются сегодняшние и проектируемые объемы торговли. Вопрос не в том, что это можно как-то искусственно ускорить. Есть определенный график продвижений в переговорном процессе. Будем надеяться — мы всегда оптимисты. Со стороны наших партнеров мы не видим дополнительных затруднений или препятствий.
«Географические ограничения мы вообще никакие не ставим и охватываем весь мир Глобального Юга»
— Рассматриваются ли новые направления российского экспорта в другие страны, географические и товарные?
— Конечно, мы всегда ведем поиск новой страны, которая бы закупала наши товары либо поставляла свои нам. Либо реэкспортировала их в другие государства, потому что не всегда можно напрямую доставить конечному интересанту товар. Поэтому географические ограничения мы вообще никакие не ставим и охватываем весь мир Глобального Юга. Будем говорить честно: и с западным миром сохранились внешнеторговые отношения. И там тоже для кого-то будут сюрпризы, которые появляются в прессе: недавно выяснилось, что Евросоюз закупил больше газа у России, чем у США (об этом сообщила газета Financial Times в июне 2024 года. — «Известия»), хотя США давят и всячески препятствуют сотрудничеству с нами.
А по товарным позициям в стране происходит фактически промышленный бум, который вызван целенаправленной политикой государства. То, что иногда лежало под сукном, достается, масштабируется, есть спрос на производство. Я даже не упоминаю о таких вещах, как цифровизация, цифровые продукты, хотя это уже не новая, но перспективная сфера. Поэтому думается, мы будем продвигать самые разные высокотехнологичные продукты, такие как «железки», как принято было говорить раньше, софт, цифровые решения, платформы в сфере промышленности и управления процессами. Все условия для этого сегодня создаются. Безработица в стране на рекордно низком уровне. Задействованы все финансовые и трудовые ресурсы, и переобучение, и осмысление потребностей внутри страны и за рубежом. Я думаю, что перспектива очень хорошая.
— Для развития внешнеэкономического сотрудничества, особенно в условиях санкций, взаиморасчеты в национальных валютах играют всё более заметную роль. В частности, с КНР, главным торговым партнером РФ, доля таких расчетов превысила 95%. Возможно ли достичь 100% по итогам 2024 года?
— Трудно сказать. Во-первых, это все-таки искусственный показатель — 100% или 99,9%. Но то, что еще несколько лет назад эта доля была всего 25%, а сейчас она перешла за 95% — это уже скачкообразная динамика. Я не думаю, что надо ставить задачу достичь 100%, но не исключаю, что придем к этому показателю. Всегда есть какие-то определенные товары и ситуации, в которых приходится использовать не национальную валюту, собственную, а национальную валюту третьих стран — те самые токсичные западные валюты. Поэтому не стал бы придавать принципиальный характер этому вопросу.
— По крайней мере есть запрос на увеличение этой доли с обеих сторон?
— Конечно, есть, потому что токсичность доллара и евро становится очевидной. Кража зарубежных госактивов России показала, как легко по щелчку пальцев можно переписать принципы суверенности и международного права. Это вызывает озабоченность у многих стран, которые хранят свои сбережения в этих западных юрисдикциях, которые рассчитываются долларами, которые смотрят на положение в США с безумно растущим внешним долгом, не обеспеченным определенными активами, а обеспеченным сочетанием различных инструментов мощной политики давления. Поэтому дедолларизация будет постепенно происходить и в том числе в цифровых валютах, которые для кого-то пока terra incognita. Есть целый ряд опасений, но это реальность, с которой уже все имеют дело.
— Взаиморасчеты в нацвалютах развиваются не только с Китаем, но и с другими дружественными странами. А какие из них наиболее активно выражают интерес к повышению этой доли?
— В ЕАЭС эта доля уже перешагнула за 90%. У целого ряда стран, особенно азиатских и ближневосточных, у которых достаточно устойчивое положение, есть интерес к торговле в нацвалютах. Во-первых, это снижает комиссию, во-вторых, обеспечивает такой последовательный обмен товарами с использованием нацвалют, который выгоден — не надо тратить золотовалютные резервы, закупки товаров можно обеспечивать с помощью контролируемых нацвалют.
«Остальные страны тоже понимают, что пора отказываться от той ситуации, где доминируют доллар и США»
— Известно, что в рамках БРИКС сейчас ведется работа над созданием единой платформы для взаиморасчетов, в том числе с возможностью использования цифровой валюты. И в ШОС также недавно заявили, что обсуждают возможность создания подобной платформы. Появление ее в БРИКС — это вопрос одного-двух лет, или, может, десяти?
— В прошлом году на саммите БРИКС была поставлена задача найти подходы к созданию платформы. Ведутся аналитические исследования, есть практические наработки. Я бы не стал ставить временные ориентиры. Все-таки БРИКС разросся в прошлом году. Не исключено, что будет и дальше прирастать новыми членами. Сопрячь интересы уже увеличившегося числа государств сложнее, чем в прежней основной пятерке БРИКС, — структура экономик у всех разная. Есть нюансы, которые надо отрабатывать. Часто спрашивают, когда будет единая валюта, но речь не о ней, а о платформе для расчетов, взаимозачетов, клиринга и прочих операций. Это связано с цифровизацией, в том числе с необходимыми юридическими нормами и с практическим вовлечением центробанков и министерств финансов. Безусловно, это обозримая перспектива, а не фантазийная задумка, которая растянется на десятилетия.
В ШОС уже есть утвержденная с сентября 2022 года дорожная карта по увеличению доли нацвалют во взаимных расчетах, и ее положения постепенно воплощаются. Мы будем работать на обеих площадках: Россия и там и там — ведущий игрок.
Самое главное, что не Россия — единственный двигатель и интересант в этом процессе. Не потому, что мы в такой ситуации, когда нас со всех сторон обложили санкциями. Остальные страны тоже понимают, что пора отказываться от той ситуации, где доминируют доллар и США, что надо диверсифицировать экономическую корзину, различные инструменты и связи.
— На этом фоне показательна проблема, связанная с ведением расчетов с Китаем, с проведением транзакций из России и компаний, которые так или иначе с ней связаны. Есть ли конкретные договоренности по решению этой проблемы? Удалось ли их достичь после визита Владимира Путина в Китай в мае?
— Я отвечу обтекаемо, потому что я не участвовал в визите и договоренности с КНР тоже требуют определенного режима тишины. Китайские товарищи, китайская экономика и операторы находятся под безумным давлением Запада, прежде всего в банковской, расчетной сфере, для нас это очевидно. Но обеим странам важно найти решения, которые позволят эту ситуацию изменить.
«БЕП — площадка, которая позволит соединить региональные объединения на Востоке, на Юге в общее пространство»
— В этом смысле очень актуально сотрудничество между региональными организациями, например, между ШОС, АСЕАН, ЕАЭС и так далее. В 2015 году Владимир Путин выдвинул инициативу о создании Большого евразийского партнерства. На какой стадии сейчас находится создание БЕП?
— Для того чтобы создать партнерство, нужна концепция. Она разработана и проходит сейчас согласование в органах государственной власти. Но важно представить себе, что БЕП — это не международная организация. Это некая площадка, которая позволит соединить региональные объединения на Востоке, на Юге в общее пространство, где будут признаваться в той или иной степени единые стандарты и способствовать тому, чтобы товары и услуги перемещались по упрощенным процедурам. Будет налажено мощное транспортное и инфраструктурное взаимодействие для обеспечения внешнеэкономической деятельности. БЕП нельзя рассматривать как нечто, что заменит АСЕАН, ШОС и прочие объединения. Это взаимодействие, взаимоувязанность этих организаций в сферах общего интереса для снижения издержек, для повышения устойчивости, для обеспечения динамики развития, торговли, инвестиций.
Поэтому процесс долгий, возможно, на десятилетия. Это не проект, который будет обставлен мгновенно дорожными картами и ориентирами, вкладами и ресурсами. Но это подход, который вызывает заинтересованность у наших партнеров. Мы рассчитываем, что, когда и если наступит нормализация отношений с Европой, мы не будем отсекать ее от Большого евразийского партнерства. Но на сегодня мы пока не видим серьезных возможностей включать в эти процессы ту Европу, которую мы наблюдаем сегодня.
«Мы нужны на всех площадках»
— И хотелось бы затронуть взаимодействие с организациями, где представлено большое количество недружественных стран. Как вы оцениваете взаимодействие с G20, АТЭС? Удалось ли сохранить приемлемый уровень экономического диалога?
— За последние годы нам удалось выправить ситуацию в G20, где вспыхнула «украинизация» повестки и стали вытаскивать геополитические сюжеты, которыми «двадцатка» никогда не занималась. Она создавалась, условно говоря, как пожарная команда для тушения финансовых кризисов и обеспечения устойчивого развития мировой экономики. Страны входят в эту группу по критерию своего веса в ней. В G20 сейчас не 20 членов, кстати, а 21 — Африканский союз вступил на правах полноценного члена в 2023 году. Удалось достичь того, чтобы группа сфокусировалась на текущих актуальных проблемах продовольственной и энергетической безопасности, инфраструктурных вопросах, цифровизации, где очень много подводных камней, связанных, например, с ИИ. Нам удалось закрепить в повестке «двадцатки» сугубо торговое, экономически-финансовое взаимодействие, прагматичное в интересах всех стран. Нам удалось подзачистить этот институт от поползновений втянуться в геополитические «разборки».
По линии АТЭС примерно то же самое. Это зеркальные процессы. Часть членов «двадцатки» представлены в АТЭС. Азиатская и американская стороны Тихого океана в этом смысле даже лучше понимают свои задачи и интересы, хотя и тут не обходится без попыток уйти куда-то в сторону от решения основных задач. Но это не только наша заслуга, это действительно созвучность среди единомышленников. Хоть и со своими нюансами, с разными политическими системами, приоритетами, но тем не менее страны Глобального Юга, которые представлены в обоих форматах, вполне осознанно отодвигают в сторону попытки увести от тех процессов, на которые они делают ставку в своем развитии.
— Насколько важным Российская Федерация считает свое присутствие и участие в МВФ и Всемирном банке?
— Мы — акционеры МВФ. При этом часто ставят вопрос, а почему бы нам не выйти оттуда. Все-таки фонд не наносит прямого ущерба России своими действиями. Хотя, конечно, имеет место ущербная структура управления им — взвешенное голосование. Притом что страны БРИКС занимают уже 35% в мировом ВВП, а «семерка» — меньше 30%, но основные акционеры с доминирующим пакетом — это западные страны, да и сами США даже в одиночку имеют блокирующий пакет. Конечно, вопрос о перестройке системы квот в МВФ стоит давно. На сеульском саммите «двадцатки» в 2010 году было принято решение приступить к изменению структуры акционерного пакета в МВФ. Но прошло уже 14 лет, и сейчас идет 16-й раунд переговоров, которые продлены до 2025 года. Несколько увеличился капитал МВФ, но его структура, доли принципиально не поменялись, а если изменились, то настолько мизерно, что это совершенно не соответствует удельному весу отдельных экономик и регионов.
Мы часто видим, что МВФ действует против своих же правил. По той же Украине нарушаются все те принципы, которые были в основе работы фонда. Всё списывается на чрезвычайную ситуацию. Конечно, развивающиеся страны недовольны, страдают от недополучения ожидаемой помощи, которая уходит на поддержку Украины. Мы стараемся собирать, насколько возможно, единомышленников вокруг себя. Но опять же, МВФ — это структура абсолютно западная, там тяжело работать. Если уйти, то кто будет делать то, что делаем мы сейчас? Не так легко вернуть деньги, которые туда вложены. Это отдельный финансовый вопрос. Наше присутствие там, хотя и не всегда дает результат, на который мы рассчитывали, но воодушевляет многих не идти в ногу с теми, кто заставляет их шагать строем.
Всемирный банк больше работает в области развития, с конкретными проектами. Многие страны действительно получают от него поддержку. Но недовольство то же: рассчитывают на намного более серьезный вклад и неполитизированные условия предоставления кредитов, осуществления проектов. Поэтому наше присутствие во Всемирном банке имеет значение и для наших партнеров с Юга. Россия им нужна. Мы нужны на всех площадках. Нас, на самом деле, если и пытаются выжать, то с достаточно незначимых площадок. И отнюдь не всегда это удается. Но не потому что мы руками, когтями и ногтями держимся, а потому что многие задаются вопросом «А как мы без России? Зачем без России?» Иногда в силу географических особенностей — у нас большая страна, а это большие транспортные возможности, иногда в силу других вещей, например продовольственного потенциала РФ, одного из основных поставщиков целого спектра агропродукции.
— То есть вопрос о выходе, например, из Международного валютного фонда не стоит?
— Правительство РФ, взвешивая мнения всех участников процесса, пока не пришло к такой необходимости.
